В небольшом городке на Волге сразу несколько человек в разговоре о кредитах вспомнило Витю – если он с вами захочет говорить, то он об этом всё знает, намучился. Перекредитованных людей на самом деле не так просто найти (чаще всего человек не признаётся даже сам себе, что уже сидит в кредитной ловушке), так что Витя нас сразу заинтересовал. Ещё активнее я начал его искать, когда узнал, что Витя – рокер. Нам захотелось узнать, как выглядит местный рокер, я раздобыл телефон Вити, и мы встретились в забегаловке. Витя оказался слегка заросшим алкогольной щетиной, мощным, но тихим и доброжелательным мужиком. Рок он стал играть давно – в то время тут мало кто знал, что это такое. Витя собрал команду, и с тех пор они писали альбомы и выступали, разъезжая по соседним городам. На это уходило много времени и кое-какие деньги, а заработок был редким и нерегулярным, так что преданность любимому делу требовала от Вити и его банды жертв – в какой-то момент перед Витей встал выбор, и он ушёл из семьи. Теперь у Вити была новая жена, он всё время говорил о ней хорошо и с нежной улыбкой, но по всему выходило, что дама она довольно требовательная. Витины глаза начинали беспокойно и немного беспомощно бегать, когда он рассказывал, какие у него бывают траты, и что жену, хочешь – не хочешь, приходится обеспечивать тем и этим. С разговора о кредитах Витя несколько раз вежливо соскакивал. Мол, обычная схема – кредит в банке, потом «деньги до получки», дальше всё понятно. И каждый раз, когда я его разными способами к этой теме возвращал, он тянулся к сигарете и кривился, испытывая какую-то боль. Я долго подбирал ключи, и в конце концов сработал вопрос о том, что бывает, если не вернуть кредит. Как и многие сенситивные вопросы, такой вопрос задаётся в обезличенной форме: это позволяет респонденту почувствовать себя свободнее, ведь речь не о нём. В то же время, это даёт возможность узнать о его личном опыте в третьем лице – вы как будто играете с респондентом в игру, притворяясь, что оба не понимаете, о ком он рассказывает. Однако по некоторым признакам (по подробности, содержательности, эмоциональности рассказа) можно легко определить, что респондент сам был участником событий. Витя начал рассказывать про коллекторов. Голос его стал тихим и сдавленным. Он говорил о том, что бывает с неплательщиками, как коллекторы приходят, как угрожают, как ждут и встречают, как ищут машину, как оставляют напоминания. Он избегал деталей, а я не настаивал, потому что видел, как ему тяжело. В какой-то момент я не видел больше смысла делать вид, что не понимаю, что он рассказывает собственную историю (это обычное дело, в какой-то момент вы как бы раскрываете карты и переключаетесь) и уточнил: «И долго они Вас преследовали?» «Меня? – переспросил Витя. – Меня они не преследовали». Я удивился: «А как Вам удалось от них отделаться?» Витя вздохнул и сказал: «Да я сам стал работать коллектором». Оказалось, коллекторы быстро смекнули, что из него может выйти хороший вышибала, и шантажом заставили его отрабатывать долг, взыскивая долги с неплательщиков. Это продолжалось около года. Весь предыдущий разговор отмотался у меня в голове назад, и я прокручивал его снова в новом свете. Витя в самом деле знал не понаслышке о том, что рассказывал – но знал это с другой стороны. Я вдруг сообразил, что наш разговор доставил ему столько страдания, потому что он вспоминал даже не о том, как испытывал насилие, а о том, как сам его осуществлял. Город небольшой, все всех знают, и было понятно, что Вите приходилось наезжать на близких знакомых. На таких же бедолаг, как он сам, застрявших между семьёй, любимой женщиной, любимым увлечением и желанием жить достойно. Несоответствие между Витиной мощной фигурой, его кротким характером и подавленным голосом – это несоответствие, о котором я не переставал думать всё интервью, вдруг предстало в другом свете. Я осознал, что внезапно оказался на интервью с коллектором, и кинулся задавать вопросы из другого списка, но Витя не мог рассказывать ни о каких конкретных случаях. Он пару раз силился вспомнить какие-то истории, но каждый раз отводил глаза в сторону, сбивался и отказывался продолжать, а мне казалось, что он сейчас заплачет. Время от времени он говорил: «Плохое это дело… Не знаю, зачем это всё…». В этой системе, частью которой стал Витя, всё было одновременно понятно и непонятно. Всё по отдельности было устроено понятно и разумно – кредитование, микрокредиты, коллекторский бизнес. Но непонятно было, зачем вообще вся эта система нужна и зачем она давит Витю. Я понял, что пора выводить его из интервью, и под конец попросил рассказать о том, что он сейчас пишет, и дать что-нибудь послушать. Он заметно оживился, поведал о последних планах («Вот только если денег хватит, а то придётся опять кредит брать») и скинул мне на почту ссылку. Мы попрощались, и пока шли домой, в голове у меня был образ талантливого музыканта, который пропадает вдали от большой сцены и вот-вот сломается, хотя мог бы однажды решиться и взлететь. Дома я включил запись и понял, что снова промахнулся. Витя пел стопроцентно, безоговорочно плохо – и с этим ничего нельзя было поделать. Я постарался выкинуть из головы все оставшиеся у меня шаблоны и подумал о том, что меня самого большую часть жизнь заклинали «Только не пой!», стоило мне только открыть рот. Не знаю, слышал ли это когда-нибудь Витя, и если да, то сколько раз – но ему явно плевать. Вите не светит никуда выбраться из этого города, но он упрямо продолжает играть рок и умудрился выбраться из лап коллекторов. К этому моменту мы уже продумывали социологический ответ на вопрос «Что нужно сделать, чтобы не попасть в кредитную западню?» Мы насмотрелись в поле достаточно, чтобы понимать, что всякие финансовые консультанты с их «Учитесь вкладывать свои деньги» - это для подавляющего большинства не решение, а часть проблемы. Скоро у нас выйдет книга о том, как возникают и чем заканчиваются моральные конфликты вокруг кредитования. А пока во вторник вечером в лектории Вышки на ВДНХ я расскажу о пяти простых принципах коммуникации, которые позволяют разумно пользоваться кредитами. Приходите. https://www.facebook.com/event...